Правда, хоть и был матерым человечищем, все же китайским языком не владел. Поэтому попросил перевести на русский язык произведение древнего философа Лао-тзе "Тао Те кинг" японского ученого Д. Конисси, а сам принял участие в этом издании в качестве редактора.

Это произошло в 1894 году. Однако, Лев Николаевич творчески перерабатывал даосские премудрости уже задолго до того. В результате появились образы совершенномудрого Кутузова и Платона Каратаева. "Привязанностей, дружбы, любви ... Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем сводила его жизнь... Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова." ("Л.Н. Толстой, "Война и мир", т. IV, гл. XIII) За этими характеристиками проступает двадцатый чжан "Дао де цзина": "О! Как я прост! Во мне нет ничего определенного, как в младенце, еще не достигшем детства. Я как будто несусь, но не знаю, когда и где остановлюсь. ...Я прост как душа глупого человека. ...Многие люди делают то, к чему способны, но я один глуп и мужиковат. Я один отличаюсь тем, что люблю питаться у матери" (перевод Д. Конисси).

Так что, можно сказать, с "Войны и мира" началась популяризация идей даосизма в России, был, как говорится, сделан первый шаг на пути в тысячу ли.

Советская власть, как известно, не поощряла самодеятельности, особенно, если речь шла о философии. Следующим переводчиком "Дао де цзина" в 1950 году стал сотрудник Института философии, историк-марксист и китаец по происхождению Ян Хин-шун.

Ян Хин-шуна и можно было упрекать за слишком материалистический подход к тексту. Где-то он был слишком буквален, где-то старался передать основной смысл, перенося труднопереводимые выражения в комментарий. Но, господа, какое было время! Таким образом, "Дао де цзин" предстал достаточно сухим натурфилософским и политическим трактатом, безобидным с точки зрения соответствующих инстанций, и не раз переиздавался, в том числе и в сборнике "Древнекитайская философия" (М, 1972).

Однако, между строк этого текста осталось немало той самой пустоты, от которой зависит использование сосудов и колес (см. XI чжан). Книжку году в восьмидесятом прочел Б. Гребенщиков и занялся продвижением идей Лао и Чжуана в среде советского молодежного андеграунда.

В эту эпоху "Весен" и "Электроник" ищущие прозрения внимали хрипящим динамикам: "...С мешком кефира до Великой стены, / идешь за ним, но ты не видишь спины, / встретишь его, не знаешь лица, / забыв начало, лишишься конца..." (XIV чжан).

Правда, Борис Борисович черпал вдохновение больше из другого источника - перевода отдельных глав "Чжуан-цзы", выполненного Станиславом Кучерой и опубликованного в том же двухтомнике. Вслед за БГ тысячи неофитов желали в едином порыве опереться о платан, или гневно обличали неверных: "...но ты флейтист, но это не флейта Неба, это даже не флейта Земли!"

Общие установки на то, что мудрец, как вода, должен жить внизу, воплотились в идеологии поколения дворников и сторожей. Народ почуял, что наши российские дороги - не только наша сила, но и наше Дао. А кто у нас герой Пути? Да Чичиков, мордашка этакой!

Когда марксистский жизнеутверждающий ЯН достиг своего Великого Предела и претворился в депрессивный демократический ИНЬ, россияне стали испытывать как никогда острую потребность в мистическом откровении. Арканы Таро, Кришна харе, Рама харе, ОМ, ом-хо-хом, то-сс, ну и Дао и Дэ, само собой. Ясное дело, ни Толстой с Конисси, ни Ян Хин-шун эту жажду утолить уже не могли.

Поскольку "верхи" в то время уже были заняты другими делами и не позаботились вовремя подыскать нового переводчика, инициатива буквально пошла снизу. Так, например, один мой знакомый, владевший китайским языком в объеме 15 - 20 иероглифов, решил сделать свой перевод "Дао де цзина". Но он так и забуксовал в начале своего Пути, пытаясь дать самое точное определение понятию Дао, памятуя о том "что Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао" (I чжан, перевод Ян Хин-шуна).

И все же пустота помаленьку начала заполняться - возникло штук пять новых переводов, не оставивших по себе заметного следа, так что о них - aut bene, aut nihil. В 1992 году в сборнике "Антология даосской философии" появился перевод Б.Б. Виногродского. Последний не удержался, чтобы не назвать вещи какими-нибудь именами, и "Дао де цзин" превратился в "Трактат о Пути и Потенции". Книжные лоточники успешно сбывали эту книжку (а в ней были еще и "Канон Чистой девы" и "Секреты искусства брачных покоев"), выдавая за "клубничку".

Адекватность восприятия понятий чужого языка, символов чужой картины мира, - это, несомненно, большая проблема. Как говорил Людвиг Виттгенштейн, "можно заменить "зеленый" абракадаброй, во всем остальном оставив язык неизменным. И обнаружить его значения, определив способы, при помощи которых оно употребляется. И часто можно угадать значение незнакомого слова, стоящего в высказывании, где значение остальных слов известно. Структура символизма должна быть такой, чтобы символы в ней не могли быть заменены один на другой без изменения геометрии символизма". Китайские понятия Дао (путь, дорога, истинный Путь, истина, совершенство, высший принцип; говорить, выражать) и Дэ (благостная сила, благодеяние, добродетельная сила, высокая нравственность, истина, высший идеал, начало, возникновение) - многозначны, и выбор одного, тем более не самого основного значения, геометрию сильно изменяет. Что поделать, если в русском языке нет их прямых эквивалентов; смирились же мы, в конце концов, с употреблением китайского слова "тайфун" и японского"цунами", хотя ни того, ни другого в нашей средней полосе не бывает.

Виногродский не ограничился новой трактовкой термина Дэ, но и вообще изрядно отредактировал текст, и внес в изучение китайской философии свежую струю. Так, например, оказалось, что одно из ее ключевых понятий - ЖЭНЬ (гуманность, человеколюбие), по мнению переводчика, обозначает "контакт": "Небо-Земля не вступают в контакт. Из мириад сущностей они делают соломенную собаку." (V чжан, Антология, даосской философии, с. 25). Исследователь, конечно, имеет право на нетрадиционную трактовку, но в таких случаях принято все же упоминать, что под тем или иным термином обычно понимается, а не надеяться, что читатель оригинала не видел, и все и так проглотит.

Впрочем, стоит ли препираться о таких мелочах, как соответствие Букве. Соответствие Духу, хотя и, скорее не древнего, а средневекового даосизма, все же имело место, хотя и над ним довлело авторское начало переводчика. Ведь, судя по всему, Виногродский не просто переводил, а стремился воссоздать (или создать в соавторстве с Лао-цзы) СИМВОЛ ВЕРЫ. В его редакции текст стал достаточно темным и непонятным, чтобы читатель мог воскликнуть "О! Сокровенное!!!" и пойти воскурять благовония.

Но, как это заведено у даосов, противоположности исправно сменяют друг друга. В 1994 году издательство "Друза" выпустило книгу "Лао-цзы. Книга пути и благодати. Дао дэ цзин". В нее вошел очень хороший поэтический перевод первой части трактата (Дао цзин, или Книга Пути) с комментарием, выполненные И.С. Лисевичем, а также воспроизведен упомянутый выше перевод Д. Конисси. В версии Лисевича выявились многие вещи, которые по каким-то соображениям решил обойти или дать в вольном пересказе Ян Хин-шун. Сравним уже упомянутый выше пятый чжан: "Небо и Земля не обладают человеколюбием и предоставляют всем существам возможность жить собственной жизнью" (Ян Хин-шун); "Небо и Земля не милосердны. Им вся тьма существ - Что пёсий идол из соломы." (Лисевич). В тексте оригинала речь шла о чучеле собаки из травы, которое использовалось в обрядах, а после употребления сжигалось.

Особенно хорош был комментарий, в котором сопоставлялись трактовки многих понятий и представлений, данные разными средневековыми даосами, современными китайскими и зарубежными исследователями, а также рассматривался - самый древний сохранившийся вариант "Дао дэ цзина", найденный во время раскопок ханьской могилы в Мавандуе. Тираж в 2000 экземпляров разлетелся очень быстро.

За тем на время наступило затишье, до тех пор пока очередным "Дао дэ цзином" в 1995 году не разразилось издательство "Вагриус". Книга была сделана с претензией на эстетство. "Авторский поэтический перевод с английского О. Борушко" сочетался с каллиграфическим китайским текстом и черно-белыми любительскими фотографиями, которые, видимо, должны были настраивать читателя на раздумья. Книга была бы недурна, если бы в ней можно было оставить только иероглифы и картинки. Отклонения от смысла оригинала в отдельных местах достигали 180 градусов, но доверчивые читатели раскупили книжку за несколько месяцев.

И вот родился новый перл. Московское издательство "КСП" совместно с издательством "Серебряные нити" выпустило в 1998 году книжку "Дао дэ цзин. Учение о Пути и Благой Силе" / Составление, поэтическое переложение и комментарии С.Н. Батонова.

Это "переложение", как и предыдущее, также было сделано с английского. Почему за основу был взят далеко не самый лучший перевод R.B. Blakney 1955 года, а не, скажем, более авторитетные тексты J. Legge, D. Lau, или более современные - S. Rosenthal, Ch. Muller, Ch. Hansen? Похоже, что в данном случае можно было вообще не пользоваться никаким подстрочником, ни тем более оригиналом, а просто написать: "С. Батонов. Дао дэ цзин".

"Много есть путей, но Великий Путь не найти на карте", - так переводит первую фразу трактата С. Батонов. Ну, раз так, то, конечно, почему бы этому пути не пролегать в России, а не в Китае? Вот и Лао-цзы с помощью своего нового толмача заговорил с интонациями то ли Ярославны, то ли Ансамбля песни и пляски Локтева:

"Ты берись за работу тяжкую, / Да берись, пока она легонька, / Ты верши-то дела великие, / Да берись за них, пока махоньки. / Много на свете горюшка... / Пока лихом не стало, уйми его, / Много на свете забот.../ Ты пекись о них, Пока кручинушкой не обернулися. / Безыскусен, великого не свершая, / Обретает величие сердца Премудрый." (LXIII чжан). Таких пассажей нет даже в переводе Блэкни, при всех его прочих недостатках (ознакомиться с данным текстом можно в Интернете по адресу: http://magna.com.au/~prfbrown/taotrans.html).

В другом месте Лао-цзы начинает вещать в манере Д.Р.Р. Толкиена : "Идеальная страна невелика, / Небольшой народец в ней живет - не тужит. / Там орудий для труда хоть отбавляй - / Хватит стран на пять и будет через край. / ...А соседняя земля - через дорожку. / Кукареканье слышно, да лай собак. Там другие нравы: втихомолку / Каждый сам собой живет и никого не хочет знать." (LXXX).

Бог с ним, со стилем, но ведь смысл-то совсем другой!

Кроме того, С. Батонов мог бы знать, что в русской транскрипции принято писать не ВУ ВЭЙ, а У ВЭЙ (недеяние), и что древнекитайского философа, на которого он ссылается, звали не Хан, а ХанЬ Фэй.

Но это, опять же, мелочи. Важно другое: перед нашими глазами происходит своеобразное явление - становление традиции русского даосизма. Не удивительно, что в справочнике "Религиозные объединения Российской Федерации", изданном Аналитическим управлением Аппарата Совета федерации Федерального Собрания РФ, за 1996 год даосизм уже назван в числе прочих официально признанных у нас религий (с. 216). Первая из восьми существующих ныне даосских общин была зарегистрирована еще в 1989 году, а с 1995 года действует "Высшее Духовное Управление Церкви Возрожденной Драгоценности" В 28 регионах РФ функционируют даосские секты, не считая самостийных "подвижников Дао" ( в кавычках - потому что их идеология - это синкрет собственно даосизма, буддизма, тантризма, христианства и всего чего угодно). То есть, реализуются прогнозы В.В. Малявина, о которых мы уже писали, что все Восточное и Западное сваляется в один Великий Ком (это тоже одно из определений Дао).

Мой знакомый, синолог, на днях рассказал мне, как недавно он встретил в Эрмитаже мальчика, срисовывавшего иероглифы с бронзовой курильницы. Мой знакомый расстрогался, подумав: "Вот она, наша смена!" и спросил мальчика, где он учит китайский язык. Оказалось, что мальчик вовсе не учит язык. Зато его папа, который тоже не учил китайского языка, со словарем переводит - что бы вы думали? Да, да, вы правильно угадали.

Чтобы быть уверенным, что жизнь прожита не зря, надо сделать три вещи: посадить дерево, вырастить сына и перевести "Дао дэ цзин". Почему бы нет - да ради бога! Это все дела интимные, каждый сам решает для себя. До тех пор, пока не начинает выдавать осину за красное дерево, прочить сына в замминистры, или предлагать рукопись издательствам.

Предотвратить возможные нежелательные последствия не сложно. Для этого в каждой области существуют свои специалисты, понимающие, где собака (соломенная) зарыта. Было бы вполне логично, если бы следующее издательство, собирающееся выпустить очередной перевод Лао-цзы (или любую другую чужеземную книжку), просило бы дать оценку этому тексту сведущих людей, скажем, из Института Востоковедения РАН. О репутации этого заведения говорит уже то, что его сотрудником был Ян Хин-шун, и являются - Игорь Лисевич и Станислав Кучера.